Перелески темны и круты буераки,
Скользки дороги после дождя.
Как волчьи глаза подорожные знаки,
Злобно с обочин глядят на меня.
Несутся машины, съедая дороги,
Несутся, не зная, зачем и куда,
Не зная сомнений, не зная тревоги:
Они не живые: им смерть — не беда.
А вот поворот: будьте все осторожны!
На этом участке обгон запрещён…!
Но, он же «крутой»…! И «крутой» внедорожник…
Педаль до отказа — пошёл на обгон.
А встречный метнулся в кювет ослеплённый,
И всё же удар был настолько силён,
Что «Опель» под фуру влетел, как картонный
Муляж, во втормет превращён.
Ещё по инерции крутятся шины,
Шипит, остывая «движок»,
Потухли глаза у разбитой машины
И дух испускает убийца – ездок.
О! Сколько садятся за руль «безголовых»,
Безумных, бездушных невеж — наглецов:
С моралью шакалов, поправших основы,
Написанных кровью, начал и концов!
За каждую ими убитую душу,
Их надо стрелять, как взбесившихся псов,
Безжалостно бить, как боксёрскую грушу,
Прилюдно: другим в назиданье без слов.
Ужель им на ум не приходит «мыслишка»,
Что там, за углом, одурманенный хам,
Такой же «крутой», как и он, «шоферишка»
Ломает хребты его близким людям.
А тем, кто разлёгся на заднем сиденье,
«Безгрешным», подмявшим под ж-пу закон,
Все эти «мигалки», «трещалки», «плевалки»,
Засунуть бы в глотки «мандатных икон».
Где власть, где судья, где блюститель закона?
Когда беспределу наступит конец?
Когда кумовство, блат и слово «патрона»
Не будут народу – бог, царь и отец?
Ведь, если из слёз образуется море
Между мироедом и нищим с сумой,
Стоглавая гидра обиды и горя
Порочный порядок заменит собой.
Так куда же вы, братцы? – Вам жить бы, и жить бы!
Неужто пятнадцать минут – это срок?
Неужто увечье не страшно – скажите:
Неужто торопитесь в гроб?
Неужто не жаль вам загубленных жизней,
Во встречной машине, летящей вам в лоб?
Неужто не мучает вас укоризна,
Увядших цветочков, воткнутых в сугроб?
Ребята, любите себя, берегите!
Не уповайте на скользкий «авось»!
Себя и других уважайте, цените,
Чтоб жизнь не поехала вкось!